Быть!
Больше всего на свете Федя любил сцену. В артисты он никогда бы не вышел: ростом мал, нос пуговкой, да и книжек особо не читал... Но монтировщиком декораций в солидный театр его всё-таки взяли. За преданность делу. Работал он самозабвенно. И дело знал. В театр приходил чуть свет и начинал священнодействовать: стучал молотком, воздвигал то лёгкие беседки для театральной "барской усадьбы", то могучие "средневековые замки" для шекспировских страстей. И получалось у него всё здорово, потому что был он от природы талантлив. Но имелась одна слабость. Любил Федя пофантазировать. Нет, на роль главных героев он не рассчитывал... Но сыграть, при случае, каких-нибудь Гаева или Фирса был всегда готов. И когда после спектакля театр замирал, гасли последние огни, Федя садился в кресло посреди сцены и произносил: "Дорогой, многоуважаемый шкаф!", а то и "Быть или не быть?". На этот вечный вопpoc Федя обычно отвечал: "Быть!.." И наливал... Домой Феде никогда не хотелось. И он, помечтав немного, засыпал до утра на сложенных в гармошку "барских усадьбах" и туманных «датских королевствах». Так и жил себе Федя в гармонии с искусством до тех пор, пока жена его Люська не заподозрила неладное. Буйно пофантазировать она тоже была горазда, и Федины ночные отлучки живо связывала с бойкой театральной буфетчицей. Однажды, добравшись со своими подозрениями до директора театра Ильи Саввича, Люська устроила в его кабинете громкий скандал. Такого вероломства Илья Саввич не потерпел — и наутро, в гневе, вывесил приказ о строгом выговоре Феде за нарушение правил поведения. Федя приказ умышленно не заметил — и продолжал спокойно громоздить к вечеру декорации, не изменяя своей традиции: припрятывал то в "беседке", то в"средневековом замке" четвертинку, чтобы легче было вживаться в новый образ. Потом всё повторялось. Снова пробивалась к директору грозная Люська, снова ставила вопрос о том, чтобы муж спал, где ему положено. Актёры сочувствовали и утешали его: - Федя, искусство требует жертв... На что Федя, не выпуская молотка из рук, вежливо и спокойно советовал: - А вы проходите... Не отвлекайте. Видите — работаю... Но однажды Илья Саввич, после очередного Люськиного нашествия, просто взвился! Он вызвал Федю на ковёр и решительно заявил: - Всё, Фёдор, больше не могу! Придётся нам с тобой расстаться! Федя растерянно заморгал глазами, с сожалением взглянул на директора: — Увольняетесь, Илья Саввич?! Да поработайте ещё... Наутро Федя снова стучал молотком, возводил на сцене нерушимую "барскую усадьбу"...
|