Был у меня муж. Стасик! Из донских казаков. Атаман. Красавец. За всё это и взяли его в солидное ведомство на ответственную работу – встречать, по случаю, важных заморских гостей, ублажать их комфортом и удивлять русской экзотикой. И, видимо, при этом Стасик так широко тратил своё красноречие, что для меня у него никаких лишних слов не оставалось. А если, бывало, и скажет мне что-нибудь ласковое, то, непременно, – от имени народа.
После торжественных тостов и возлияний возвращался Стасик домой всегда под утро, и у порога, поддев кота Ваську ботинком, командовал:
– Стели!
И я стелила. Где скажет...
Просыпался Стасик всегда не в духе. Спросонья долго рыскал по спальне, как бы в поисках невесть куда пропавших коня, шашки, нагайки и штанов с лампасами... А вспомнив, что всё это давно осталось на Дону в дедовском сундуке, снова отдавал мне приказ:
– Подавай!
И я подавала. Робко ставила на стол привычный хуторской завтрак: тарелку горячего борща, кусок жареной свининки и стопарик для оттяжки.
Бывало, что никаких гостей в ведомстве не предвиделось, и Стасик приходил домой пораньше, чтобы отоспаться. И тут уж, прежде чем уйти в сон, мог расщедриться на целое предложение. 3аглядывал ко мне на кухню, намекал:
- 3айди! Вопросы есть!
И я заходила.
Иногда, после шумных проводов "товарищей по борьбе", Стасик с командой подвыпивших соратников прямо из Шереметьева закатывал домой часа в три ночи. И, бесцеремонно вытряхнув меня, сонную, из одеяла, распоряжался:
- Собери чего-нибудь пожрать... И поотсутствуй!
И я отсутствовала.
Шли годы. А стасикино общение со мной так и оставалось на уровне междометий.
Пришлось завести щенка - Шарика. Однажды пошли мы с ним погулять в Коломенское и встретили там весёлого златокудрого парня в модном замшевом пиджаке. Он читал нам стихи, разыгрывал потешные диалоги и угощал мороженым. И так нам занятно и беспечно было вместе, что через неделю наскребли мы с ним денег на два билета до Сочи - и... укатили к морю.
Вернулись через месяц, окрылённые общей идеей - немедленно пожениться.
Когда я сказала об этом Стасику, он, видимо в сердцах, неожиданно разговорился: - Навари на три дня борща и дуй - к едрене фене!
А когда я уже была в дверях, умерив пыл на полтона, спросил:
- Через три дня-то придёшь?
И я пришла... Через тридцать лет.
